СОБРАНИЕ НАРТОВ, ИЛИ КТО ИЗ НАРТОВ САМЫЙ ЛУЧШИЙ
 
 Именитые нарты сидели на собрании своем в резных своих креслах.
Совет держали они о судьбе нартского народа. И один из старейших
нартов сказал:
 – Нарты только до тех пор были настоящими нартами, пока небо не
смело греметь над их головами, когда умели они умирать за свой
народ и когда каждый умел сдерживать свои страсти. Нарты были
тогда настоящими нартами, когда из уст нартского человека выходила
одна лишь правда. Наш народ только тогда может называться по-
настоящему народом, когда гордо держит он голову и ни перед кем ее
не клонит. Высокие двери делали в наших домах, чтобы входить в
дом, не сгибая головы. Не хотели мы, чтобы подумал Бог, будто мы
кланяемся ему!
 И взял тут слово второй старейшина:
 – Соседние народы только до тех пор завидовали нартам, слава о
нартах только до тех пор разносилась по всему миру, пока
воздержаны были нарты в еде и знали меру в питье ронга. Не
предавались обжорству и разгулу, как предаются сейчас, и от
чрезмерного пьянства не теряли стыд, не теряли отвагу и разум.
 – Только до той поры народ наш может называться нартским
народом, пока младший будет уважать старшего и почет оказывать
ему, пока все мы будем прислушиваться к словам друг друга и пока
никто из нартов не будет из-за женщины терять свое достоинство и
свою совесть, – так сказал третий старейшина.
 Вынесли тут к нартским старейшинам три куска сукна – славное
сокровище, сохранившееся от предков. Один из этих кусков взял в
руки Урызмаг и сказал:
 – Этим сокровищем старейшие нарты награждают того из молодых
нартов, кто обладает наибольшей мудростью, отвагой и
благородством. Кто из нас решится взять это сокровище?
 И вдруг вышел вперед Хамыц и сказал:
 – Этот кусок сукна беру я себе. Зашумели тут все нарты.
 – Вот так так! Да ведь ты издавна пугаешься даже тени своей и
смолоду до дня старости твоей ни разу не взглянул в глаза
человеку, – говорили они ему.
 И ответил тут Хамыц:
 – Я не буду с вами спорить. Нет во мне таких доблестей,
которыми мог бы я похвастаться, но я, нартские старейшины, прошу
прощения у вас за нескромность. Есть у меня сын Батрадз. Кто
сравнится с ним в храбрости и отваге? Ни одного пятна нет на чести
его, и никому не позволит он совершить при себе бесчестье.
 И никто не возразил на эти слова Хамыца. Взял тогда Урызмаг
второй кусок сукна и сказал:
 – Этим сокровищем нартские старейшины оказывают честь тому, кто
наиболее воздержан в пище и питье, кто от рождения и до конца
жизни своей, как бы тяжело ни сложилась судьба его, со славой и
честью пронес имя человека.
 – Этот дар тоже беру я, – сказал опять Хамыц. И снова зашумели
все нарты:
 – Нет, не по сердцу нам слова твои! Не по сердцу! Кто из нартов
не слыхал о твоем обжорстве, Хамыц! Пируя непрерывно всю свою
жизнь, ты хоть раз почувствовал ли себя сытым? Ни разу, сидя за
столом пиршества, ты не поднял последнего тоста за обилие и первым
не встал из-за стола.
 – Не своим именем, а именем сына своего Батрадза беру я это
сокровище. Кто, кроме него, так умерен в пище и питье? И опять
никто не возразил Хамыцу, и опять все замолчали. И снова сказал
Урызмаг, взяв в руки третий кусок сукна:
 – Этот третий дар нартские старейшины присудили тому, кто из
молодежи нашей больше всего благородства проявил по отношению к
женщинам и наиболее снисходителен был к жене своей.
 – И этого сокровища я никому не уступлю,– сказал Хамыц.
 – Да как ты смеешь! –зашумели нарты.–Кто не знает, что ты
обладаешь чудодейственным Аркыз-зубом и стоит тебе улыбнуться и
показать его женщине, как становится она твоей жертвой! Да ты к
чужой жене сквозь щель в стене пролезешь! А свою жену, урожденную
Быценон, ты повсюду с собой в кармане носил. Откуда набрался ты
дерзости?–говорили нарты Хамыцу.
 – Справедливы все ваши упреки,– ответил Хамыц.– Но кто из вас
показал больше благородства и честности в отношении женщин, чем
сын мой Батрадз?
 И решили тут старейшие нарты испытать доблести нарта Батрадза,
сына Хамыца.
 Батрадз возвращался с похода, и сто всадников выслали ему
навстречу, чтобы напали они на него из засады. Но когда кинулись
они на Батрадза, то повернул он коня и погнал его, будто бы
спасаясь бегством. В погоню пустились за ним всадники. Но так как
не одинаковы были их кони и одни обгоняли других, преследователи
вытянулись в длинную нить по дороге. И тогда Батрадз неожиданно
повернул коня своего, и – Бог избави нас всех от такой напасти!–
одного за другим одолел он всех,– окровавленные и израненные,
разбрелись они по домам.
 Целую неделю пировали нарты. Батрадза посадили так, что ни до
одного кушанья и ни до одного напитка не смог он дотянуться. Всю
неделю сидел на пиру Батрадз, и ни кусочка еды и ни глотка ронга
не попало в рот его, но пел он веселее всех и плясал лучше всех.
Так выдержал Батрадз второе испытание.
 
 * * *
 А перед тем как Батрадз должен был вернуться из похода,
подговорили нарты жену его притвориться, что будто она обманула
Батрадза с его молодым пастухом. Вернувшись домой, увидел Батрадз,
что голова жены его лежит на руке пастуха. Батрадз осторожно
вытащил руку пастуха из-под головы жены своей и подложил ее руку
под голову пастуха, сам же вышел во двор, подостлал под себя
бурку, седло положил под голову, лег и до восхода солнца не
шевельнулся.
 Так убедились нартские старейшины в доблестях Батрадза и нашли,
что достоин он получить в дар сокровища предков.
 Но не разошлись нарты-старейшины после этого. И разговор о
Батрадзе все не смолкал.
 – То, что Батрадз самый доблестный из молодых нартов,–это
правда,–говорили они.–Но не довели мы дело до конца: не узнали мы,
как приобрел он эти доблести.
 Призвали тут Батрадза на собрание старейшин и спросили его, как
приобрел он эти доблести.
 И ответил им Батрадз:
 – О лучшие из нартов! Не удивляйтесь тому, что я скажу, но
отваге и сообразительности в бою научился я у своей охотничьей
собаки.
 – Как так? –стали расспрашивать нарты.
 – Пришлось мне однажды, возвращаясь с охоты, проезжать по
чужому селению. Собака была со мной, и множество чужих разъяренных
псов окружили ее. «Разорвут ее»,– подумал я. Но гляжу–собака моя,
не теряя времени, изо всей силы помчалась вперед, и все собаки
кинулись за ней. Но, преследуя ее, стали они отставать друг от
друга, растянулись по полю, и тут собака моя вдруг повернулась и
поодиночке перекусала их всех. На всю жизнь запомнил я, что, если
хочешь победить врага, разъедини его, уничтожь его сплоченность,
разбей его силу – и добьешься над ним победы.
 – А где научился ты умеренности в пище и питье? – спросили
Батрадза.
 – Было это давно, еще в молодости моей,– ответил он.– Однажды
на привале послали старшие нас, младших, за водой. Дорогой один из
нас споткнулся о какой-то маленький комочек, похожий на сморщенный
кожаный мешок. Прихватили мы этот мешочек, чтобы набрать в него
лишней воды, подошли к роднику, который бежал со скалы, наполнили
наши кувшины и подставили наш мешочек. Катится вода в мешок, и чем
больше наливается в него воды, тем больше он растягивается, но
доверху так и не налился. Принесли мы воды, напились охотники, и
тут мы спросили старших: «Что это за удивительный мешок, который
можно без конца растягивать?» Долго рассуждали бывалые люди и
рассматривали этот мешочек. И решили они, что это человеческий
желудок. На всю жизнь запомнился мне этот случай! «Чрезмерная
еда–лютая чума!»–сказал я себе и стал приучать себя с тех пор к
умеренности, стал закалять свой желудок. Хлеб разламывал я на
четыре части, и сначала съедал я только три четверти. А силы у
меня не убавилось, и работал я по-прежнему. Потом стал я
откладывать еще одну четверть, и оказалось, что полхлеба так же
утоляет голод, как и целый хлеб.
 – А как объяснишь ты свое поведение в отношении своей жены?
 И Батрадз рассказал опять:
 – Мы, нартские юноши, задержались раз в походе и попали в
бескрайние степи, где ни деревца, ни воды. Ничего нам не удалось
добыть. И люди, и кони без воды, да еще в такую страшную жару
совсем обессилели. Завечерело. Смотрим, вдали виден свет.
Направились мы на этот свет. Там оказалось селение. Из одного
жилья вышла к нам пожилая женщина, а с ней девушка. Мужчин не было
видно.
 – Заезжайте, гости, переночуйте у нас: гостя Бог посылает! –так
сказали нам мать и дочь.
 Мы переглянулись: как остановиться в доме, где нет мужчины? Но
все-таки мы слезли с коней и поручили их младшим.
 Хороший ужин приготовили нам наши хозяйки, стали стелить нам
постели. Приготовляя постели, они говорили по-хатиагски, думая,
что никто их не понимает. А я знаю по-хатиагски. И, слушая их
разговор, понял я, как несчастна бывает женщина, как порой бывает
нужна ей ласка. И дал я тогда слово, что никогда не обману ту
женщину, которая из-за меня войдет в дом моего отца, и если она
сама ошибется, то и тогда не упрекну ее за это.
 Поблагодарили старейшие нарты Хамыца за его сына Батрадза,
поблагодарили и самого Батрадза. Поднялись они со своих кресел и
разошлись с собрания.
 Прошло некоторое время, и снова на нартском Большом нихасе
зашла речь о том, кто самый достойный из нартов. Много опять
говорили, а спор все не прекращался. Сырдона в это время не было
на нихасе.
 – Спросим-ка Сырдона,– решили нарты.– Он скажет нам, кто самый
доблестный из нартов.
 Тут как раз пришел Сырдон на нихас. Спросили его нарты, и он
так им ответил:
 – Я бы назвал самым лучшим того, кто подтянул бы подпруги
своего коня, как делается это перед джигитовкой, и въехал бы на
нем в Большой дом нартов, и, проджигитовав в нем, так разогнал бы
коня, чтобы он на всем скаку, подобно ласточке, вылетел бы в
дымовое окошко. Того назову я самым лучшим, чей конь оставит по
большой нартской долине Кугом след, подобный борозде плуга. Того,
кто сумеет пробраться на Божье поле и украсть там себе в жены дочь
Бога.
 Никто из нартов не решился совершить хотя бы один из этих
подвигов.
 Узнал стальногрудый Батрадз, сын старого Хамыца, о словах
Сырдона. Был он человеком большой отваги и решил попытаться
совершить то, о чем говорил Сырдон. Подтянул он подпруги коня
своего, как делается это перед джигитовкой, после этого разогнал
коня, вскочил в Большой дом нартов, проджигитовал по всему дому.
Хлестнул он коня плетью, и, как ласточка, взвился конь и выскочил
в дымовое окошко. Поехал он на поиски Божьего поля. Поскакал он
вверх по нартской долине Кугом, и как борозда плуга был след коня
его. Сколько он ехал – кто знает!– но вот доехал до большой
пещеры. В этой пещере жил одноглазый уаиг.
 – Здравствуй, нартский человек! – говорит ему одноглазый уаиг.–
Какой бог привел тебя сюда?
 Сын Хамыца Батрадз рассказал ему о своем деле.
 – Мне жаль тебя, юноша,– сказал ему уаиг.– С чего ты задумал
такое дело? Девять братьев нас было, один сильнее другого, один
могущественнее другого, и погибли из-за такого же дела. Из девяти
братьев уцелел я один и то, ты видишь, сохранил лишь один глаз.
Прошу тебя, вернись в отцовский дом. Ты еще молод, и жалко, если
погибнешь.
 – Нет,–сказал Батрадз.–Должен я испытать свое счастье. А тебя я
прошу указать мне дорогу, а потом будет то, что угодно Богу.
 – Тогда послушай меня, мое солнце,– сказал уаиг.– Поезжай
дальше по этой дороге, долго будешь ехать, попадешь в безводную
степь. Плохо тебе придется. И ты и конь твой дойдете до того, что
от жажды будете умирать. Много испытаешь ты мук, но если проедешь
пустыню и останешься живой, то попадешь в такую страну, где солнце
подобно колесу, катится по земле, где все горит и вся земля пошла
глубокими морщинами. В этой стране ты с конем своим или сгоришь,
или провалишься в трещину. И найдешь ты там свою смерть. Но если
ты и там спасешься, то достигнешь безбрежного моря. Много людей в
этом море погибло. Перелететь через него и орел не может. А если
переберешься ты через море, то увидишь такую огромную птицу, что
крылья ее закроют от тебя небесный свет. Живым она тебя не
выпустит. Но чего не бывает! Может быть, и от нее ты спасешься.
Тогда доедешь туда, где две горы сталкиваются одна с другой,
подобно бодающимся баранам. Проехать можно только между ними.
Немало храбрецов насмерть придавили эти горы. Но если благополучно
минуешь их, тогда очутишься на небесной равнине Бога.
 Батрадз поблагодарил уаига и отправился по дороге, которую тот
ему указал. Сначала доехал он до безводной пустыни, и они с конем
там умирали от жажды. Подбадривая друг друга, проехали конь и
всадник по этой безводной пустыне и достигли страны, где солнце
катится по земле, сжигая все. От жара здесь земля потрескалась.
Так жарко было, что Батрадз и его конь дышать не могли. И когда
Батрадз уже не мог вытерпеть эту жару, спросил он у своего коня:
 – Что нам делать? Как нам быть?
 – Обо мне не беспокойся,– ответил конь своему всаднику.– Но сам
крепись. И человек и лошадь достаточно выносливы. Но выносливее
всего тот, у кого твердая воля.
 Миновали они и эту страну и доехали до безбрежного моря. Увидев
море, обрадовался конь и сказал Батрадзу:
 – Раз уехали мы оттуда, где земля трескается от жары, и
добрались до глубокого моря, теперь нам уже ничего не страшно!
 Ринулся конь в море и поплыл боком, как самая быстроходная
рыба.
 Перебрались они через море, и вот перед ними чудо: в полдень
вдруг стало темно, как ночью. Небесной сини совсем не видно, ни
один луч света ниоткуда не проникает. Только слышно, как кругом
хлопают крылья огромной черной птицы, которая закрыла собой все.
Увидев ее, Батрадз вынул из колчана одну из своих булатных стрел,
приладил ее к луку, натянул тетиву и послал стрелу прямо в эту
птицу. Еще пуще замахал орел крыльями, птица потом упала на землю
и разбилась.
 Продолжает путь свой Батрадз, доехал он до двух гор, которые
разбегаются в разные стороны, потом сшибаются и ударяются друг о
друга, как бараны лбами.
 «Как же проскочить между ними?»– подумал Батрадз. А конь сказал
ему:
 – Хлестни меня изо всей силы, так хлестни, чтобы от твоей
ладони оторвался кусок кожи, а с моей ляжки тоже кусок кожи сошел
бы, да такой, чтобы хватило этой кожи на подошву!
 И только разошлись две горы, Батрадз ударил своего коня, и конь
стрелой пролетел между двумя горами. Перед ними открылась равнина
Бога. Посредине равнины стоял дворец. Батрадз объехал его кругом,
но нигде не видно было в нем двери. Остановился он возле дворца на
ночевку, снял седло со своего коня и пустил его пастись.
 Утром девушка, что жила во дворце, взяла небесное зеркало и
поглядела, что делается в разных странах. Навела она зеркало на
Страну нартов и увидела на нартской равнине след коня Батрадза,
похожий на борозду плуга. Смотрит она, куда ведет этот след, и
видит, что дошел он до самого подножия дворца. Тут увидела она и
самого Батрадза. Вышла к Батрадзу, обняла его, и не было конца ее
радости.
 Пожили они в своем дворце несколько дней как муж и жена, ни в
чем не испытывая нужды. А потом хотя дочь Бога и не хотела
покидать свой дворец, но Батрадз решил возвратиться к нартам. И
дочь Бога согласилась ехать с Батрадзом. Собрались они в дорогу и
приехали в Страну нартов.
 Вот за все эти подвиги и был признан Батрадз лучшим среди
нартов.
 
 
 
 СМЕРТЬ ХАМЫЦА
 
 Почитали нарты старого Хамыца. Не раз ходил он в походы и
многим нартам делал добро, а многим зло. Издавна ненавидел Хамыца
нарт Бурафарныг Бората. А пошло это все с того, что стоило Хамыцу
улыбнуться женщине и стоило любой женщине увидеть зуб Аркыза, как
не могла уже она отказать Хамыцу. Поэтому многие были в обиде на
Хамыца.
 Вскоре после того как не стало у Хамыца жены его Быценон,
встретил он жену Бурафарныга и улыбнулся ей. Увидев во рту Хамыца
зуб Аркыза, не могла устоять жена Бурафарныга. Надолго сохранил в
своем сердце Бурафарныг эту обиду, но боялся он Хамыца и никак не
мог придумать, как ему отомстить.
 Сайнаг-алдар приходился родичем Бората, и пожаловались ему
нарты Бората:
 – Много обид нанес нам нарт Хамыц. Если бы ты отомстил ему за
нас, мы бы никогда не забыли тебе этого.
 – Пусть будет так,– ответил Сайнаг-алдар.– Только надо, чтобы
Ахсартаггата тоже участвовали в этом деле.
 Конечно, не посмели Бората обратиться к самым именитым нартам
Ахсартаггата с таким коварным делом. Но недаром Сырдона зовут
коварством неба и хитростью земли, недаром слывет он бедой
нартского народа. Сырдон собрал самых последних людей из
Ахсартаггата и стал им кричать:
 – О Ахсартаггата, послушайте, что я вам предсказываю: ваша
гибель придет от руки Хамыца, потому надо вам убить его.
 – Нам всем надо задавить его одним большим камнем,– сказал один
невежа из рода Ахсартаггата.–А то родятся у него еще дети,
подобные Батрадзу, и будут они гонять нас, как скотину, на
водопой, да еще не дадут вдоволь воды напиться.
 Много поднялось тут крика. Услышал этот крик Сайнаг-алдар и
спросил:
 – В какое время ездит Хамыц в поход и какую дорогу выбирает?
 Бурафарныг ответил:
 – В субботу проедет он по Нартскому мосту, и если ты тогда с
ним сладишь, то это будет твое и наше счастье, а если нет–погибнем
и мы, и ты!
 С тех пор Сайнаг-алдар засел возле Нартского моста и стал
поджидать Хамыца. Рано утром, когда петухи запели первый раз,
Хамыц вскочил на своего коня и отправился в поход, не подозревая о
том злом несчастье, которое его подстерегало. Перед самым Нартским
мостом начал фыркать конь Хамыца. Хлестнул его Хамыц и сказал:
 – Чтобы покойнику тебя посвятили26, чего ты фыркаешь?
Среди Бората нет человека, кому не сделал бы я зла, но кто из них
посмеет устроить мне засаду? Их племянник Сайнаг-алдар труслив,
кого же ты боишься?
 Услышав эти слова, выскочил Сайнаг-алдар и сказал Хамыцу:
 – Да, это я, клянусь своим отцом и матерью! Я поджидаю тебя, и
ты от меня не уйдешь!
 Хамыц спрыгнул с коня, и начали они биться. Долго бились они, и
стал Хамыц уставать. Сайнаг-алдар нанес ему удар своей кривой
саблей. Удар пришелся Хамыцу по зубу Аркыза, отскочил кусочек
кривого лезвия сабли в небо, и месяцем повис над землей этот
кусок.
 Еще несколько ударов нанес Хамыцу Сайнаг-алдар и убил его
насмерть.
 Скоро узнали Ахсартаггата, что по злому умыслу Бората нанесла
им эту коварную рану жестокая рука их племянника Сайнаг-алдара.
 Нарты Ахсартаггата привезли домой труп Хамыца. Те, кто был зол
на Хамыца, радовались его смерти, а к кому он был добр, оплакивали
его.


 
 КАК БАТРАДЗ ОТОМСТИЛ ЗА СМЕРТЬ ОТЦА
 
 Батрадз был в далеком походе и ничего не знал о смерти отца.
Похоронив Хамыца, Ахсартаггата решили известить Батрадза, что отец
его кем-то убит.
 – О собаки Бората, вы убили Хамыца! Но меч мстителя навис над
вами,– сказал Урызмаг. Он знал, что Батрадз не оставит
неотомщенной смерть отца.
 Тогда обратились Ахсартаггата к вечернему ветру и попросили его
передать утреннему ветру, чтоб пронесся он по земле и по небу,
отыскал Батрадза, Хамыцева сына, и сказал ему, что убит его отец,
но кем убит–неизвестно. Если будет Батрадз сидеть, пусть он быстро
встанет, если стоящим застанет его печальная весть, пусть больше
не садится и торопится домой.
 Передал вечерний ветер печальную весть утреннему ветру. Небо и
землю облетел утренний ветер, нашел он Батрадза и по обычаю нартов
сначала выразил ему соболезнование:
 – Вестником печали послали меня к тебе на рассвете именитые
нарты. Стальноусый отец твой Хамыц убит злодейской рукой и ушел
уже в Страну мертвых.
 И, узнав печальную весть, оперся на свое копье и заплакал
булатный сын Хамыца:
 – Навсегда разрушился очаг мой, нежданно огонь задуло в нем!..
 Тяжелые свинцовые слезы катились из глаз Батрадза. И, после
того как плачем развязал Батрадз узел горя в своем сердце, поехал
он домой.
 Торопился скорее приехать–как же иначе! Вошел, сгорбившись и
опустив голову, в дом и спросил у Шатаны:
 – Скажи, мать, кто убил отца моего?
 – Я слышала, что своей смертью умер отец твой, дитя мое, не
рожденное мною. Кончился срок его жизни, сполна уплачен Богу весь
долг. Рада я, что сам ты цел и невредим вернулся.
 Знала Шатана, что страшна будет месть Батрадза, боялась она за
него и не решилась назвать ему убийц его отца.
 Но Батрадз сразу разгадал ее хитрость. И попросил он ее
ласково:
 – Мать, мне захотелось зерен, которые ты так вкусно
поджариваешь на плите.
 – Стоит ли говорить об этом, дитя мое! – обрадованно сказала
Шатана.
 Быстро поставила она на огонь сковороду и нажарила зерен.
Наполнила она поджаренными зернами деревянную чашу и поднесла ее
Батрадзу.
 – Разве деревянной рукой воспитывала ты меня, мать?– с упреком
спросил Батрадз у Шатаны, указав на деревянную чашу.
 Тогда голой ладонью взяла Шатана полную горсть горячих зерен и
протянула их Батрадзу. Но тут стиснул он руку ее с горячими
зернами и спросил еще раз:
 – Скорее говори, кто убил отца моего? Жгли горячие зерна ладонь
Шатаны, не стерпела она и сказала:
 – Заговор был против отца твоего. Убил его Сайнаг-алдар, а
помог убийце Бурафарныг Бората. Поделили они между собой его вещи:
Сайнаг-алдар взял его меч, соболью шубу Хамыца захватил Бурафарныг
Бората. А коней его резвых угнал Сослан.
 – Еду я мстить за смерть отца моего и соберу все его добро,–
сказал Батрадз.
 Оседлал он коня Хамыца Дур-Дура, вскочил на него и тронул
onbnd|.
 –Подожди-ка,–сказала Шатана. Батрадз обернулся.
 – Куда ты едешь сейчас? –спросила Шатана.
 – С Сайнаг-алдара начну я,– ответил ей Батрадз.
 – Э, солнышко мое, мальчик мой любимый! Не так-то легко
покончить с Сайнаг-алдаром. Только от своего меча суждено ему
погибнуть. И раз ты уж решил убить его, то послушай, что скажу я
тебе. Каждое утро на рассвете выгоняет Сайнаг-алдар резвых своих
коней на водопой к источнику. Вот в это-то время ты и подъезжай к
нему. И только увидишь его, скажи ему: «Доброе. утро, почтенный
старик!» Он поздоровается с тобой и спросит: «Откуда Бог принес
так рано? Сюда и зверь не забегает, и птица не залетает. Так как
же ты попал сюда?» А ты ему отвечай:
 «Ничего не могу я поделать со своим молодым ретивым сердцем.
Должен мне выковать меч небесный Курдалагон, приготовил я уже угли
и железо и вот стал спрашивать у стариков, у кого самый лучший
меч, чтобы взять его за образец для моего меча. И ответили мне
старики, что нет на свете меча, подобного мечу Сайнаг-алдара». И
ответит тебе Сайнаг-алдар: «Пусть у этих стариков из семейства
уцелеет столько человек, сколько скуют они мечей, подобных моему
мечу». Тут обнажит свой меч Сайнаг-алдар. Солнца и луны заблещут
на лезвии меча его, и вся земля отразится в нем. Протянет он тебе
острием свой меч, но ты сразу оттяни назад своего коня, как будто
испугался он сверкания меча. Сделай так потому, что как только ты
возьмешься за острие меча, он убьет тебя. И скажет тебе Сайнаг-
алдар: «Э, молодой человек, похоже, что конь твой меча пугается?»
А ты ему так отвечай: «Немало мечей блистало в боях перед глазами
коня моего». И ты попроси Сайнаг-алдара, чтобы разрешил он тебе
взяться за рукоятку меча. Он согласится, и тогда хорошенько
осмотри его меч – на самой середине его будет щербинка, и тогда ты
скажи «Жалко, такой чудесный меч, а закудрявилось его лезвие». –
«Все это из-за нарта Хамыца, чтобы есть ему в Стране мертвых
ослиные кишки. Зазубрился меч мой о его чудодейственный зуб». Ты
слушай его, а сам оглядывайся, точно потерял что-то. Когда кончит
он говорить, спроси его: «А где восходит у вас солнце, старик?
Сторона мне здесь незнакомая, и боюсь я заблудиться». Повернется
Сайнаг-алдар, покажет тебе, откуда восходит солнце, и тут ты
собери всю силу – и все в твоих руках будет, чему быть суждено.
Руби его тогда по шее – нигде, кроме шеи, не возьмет его меч.
Только так, а не иначе, сможешь ты убить его.
 Поехал Батрадз. Долго ли, коротко ли ехал он, но добрался он до
страны Сайнаг-алдара.
 Вот на рассвете выгоняет Сайнаг-алдар трех своих коней на
водопой к источнику.
 Подъехал к нему Батрадз и говорит:
 – Доброе утро, почтенный старик!
 – Здравствуй, молодой человек. Откуда Бог принес тебя так рано?
И зверь сюда не забегает, и птица не залетает, так как же ты попал
сюда?
 – Ничего не могу я поделать, почтенный старик, со своим молодым
ретивым сердцем. Обещал мне небесный Курдалагон сковать добрый
меч. Нажег я углей и добыл железной руды и потом стал спрашивать у
стариков, у кого самый лучший меч в мире, чтобы взять его за
образец для моего меча. И ответили мне старики: «Нет на свете
меча, подобного мечу Сайнаг-алдара».
 – Пусть у этих стариков столько человек уцелеет в семействах,
сколько будет сковано мечей, подобных моему мечу,– воскликнул
Сайнаг-алдар и обнажил свой меч.
 Солнца и луны засияли на лезвии его меча, и вся земля в нем
отразилась. Протянул Сайнаг-алдар свой меч острием к Батрадзу, но
Батрадз натянул поводья, и отпрянул конь от меча, как будто
испугавшись.
 – Э, молодец, похоже, что конь твой меча пугается! – насмешливо
сказал Сайнаг-алдар.
 – Немало мечей блистало в боях перед глазами коня
моего,–ответил Батрадз.–Прошу тебя, разреши мне взять меч твой за
рукоять.
 Сайнаг-алдар повернул свой меч рукоятью к Батрадзу, и тот взял
меч за рукоять. Разглядывая меч, Батрадз ахал и качал головой,
показывая, что от удивления и восхищения говорить не может. Но,
заметив щербинку на лезвии меча, сказал он:
 – Ай, ай!.. Такой чудесный меч, а ведь закудрявилось лезвие
его.
 – Все это из-за нарта Хамыца, пусть ест он ослиные кишки в
Стране мертвых! Зазубрился меч мой, ударившись о его
чудодейственный зуб.
 И, услышав это кощунство над памятью отца своего, так
разгневался Батрадз, что трудно ему было далее сдерживаться, и
торопливо спросил он алдара:
 – А с какой стороны восходит у вас солнце? Страна незнакомая, и
как бы мне здесь не заблудиться.
 И только повернул Сайнаг-алдар свою голову на восток, Батрадз
так рубанул его по шее, что голова Сайнаг-алдара соскочила с плеч
и покатилась по земле.
 «А ведь нарты могут не поверить, что я убил его», – подумал
Батрадз. Отрубил он правую руку убитого и захватил ее с собой.
 Подскакав к родному дому, крикнул Батрадз Шатане:
 – Отомстил, мать, за отца своего! Можешь снять с себя одежды
печали!
 Вышла Шатана из дому, и бросил он к ее ногам руку Сайнага. А
Шатана в ответ сказала:
 – Не мог Сайнаг-алдар быть так легко побежденным тобой. Ты
отрубил эту руку у какого-то бедного пастуха. Но нетрудно
проверить правду твоих слов: если завтра поутру ветер будет носить
пучки золотых волос и мелкий кровяной дождь пойдет на рассвете –
значит, ты, правда, убил Сайнаг-алдара.
 И утром, спозаранку, еще затемно, встала Шатана и побежала
среди полей по низинам, неприметными тропами вышла она к высокому
месту. Поднялась, огляделась и сразу увидела: мелкий кровяной
дождь кропит поля и ветер носит пучки золотых волос – это жены
Сайнаг-алдара, оплакивая его, рвут свои волосы, и утренний ветер
разносит их; это в горе царапают они свои щеки, и кровавый дождь
сеется на землю.
 Вернулась домой Шатана и сказала Батрадзу:
 – Да пойдут тебе на здоровье все труды мои для тебя, сын мой,
мною не рожденный! Убедилась я, что отомстил ты за смерть отца. Но
грешно и не подобает тебе такого человека, как Сайнаг-алдар,
послать в Страну мертвых с обрубленной рукой. Он ведь тоже
отправил твоего отца в Страну мертвых, но не надругался над телом
его. – И Шатана протянула Батрадзу завернутую в шелковую ткань
руку Сайнаг-алдара.
 Ни слова не возразил Батрадз, взял сверток, сел на своего коня
и поехал в страну Сайнаг-алдара. У околицы селения Сайнаг-алдара
слез он с коня, воткнул свое копье в землю, привязал к нему коня,
а сам пошел в жилище Сайнага и по обычаю нартов рукой Сайнаг-
алдара бил он себя по голове. Люди, пришедшие на похороны, стояли
тут же. Вошел Батрадз, отдал почести, подобающие покойнику, а
отрубленную руку его положил ему на грудь и сказал:
 – Да возрадуется земля праху твоему! Ты убил отца моего, я
отомстил за него, – возмездие совершилось. Вот тебе рука твоя.
 Сначала родичи и друзья Сайнаг-алдара, остолбенев от
неожиданности, слушали громкий голос Батрадза, но к концу речи его
ропот пошел среди них. И люди стали говорить друг другу:
 – Олень сам пришел под топор. Убийца здесь, что ж нам мешкать?
 И стали они говорить о том, какой казни предать Батрадза.
Молча, спокойно слушал их Батрадз.
 Вдруг из толпы людей, пришедших отдать покойнику свой последний
долг, вышел древний старик и спросил:
 – А конь его? Где конь его?
 – Вон, у околицы. В землю он воткнул копье свое и к нему
привязал коня.
 – Раньше, чем говорить о казни, – сказал старик, – подите-ка
скорей, вытащите копье его и уведите его коня.
 Но кто ни брался за копье Батрадза, поодиночке и все вместе,
даже расшатать его они не смогли.
 – Как же вы убьете человека, копье которого вы не можете
вытащить?–спросил старик.–Солнышки вы мои, выкиньте эту мысль из
головы, если не хотите, чтобы он вас всех уничтожил. Видно, что не
от руки простого смертного погиб наш Сайнаг-алдар.
 После этого родичи и друзья Сайнаг-алдара решили отпустить
Батрадза. Да и как иначе они могли поступить?
 По обычаю с почтением попрощался Батрадз с покойником и с теми,
кто его оплакивал, вышел за околицу, вытащил из земли копье свое и
уехал.
 Поехал Батрадз прямо к дому Бурафарныга Бората, въехал во двор,
соскочил с коня и крикнул:
 – Бурафарныг, выходи, гость приехал к тебе! Вышел Бурафарныг,
узнал Батрадза, схватился за меч, но не успел его вынуть из ножен,
как Батрадз, отрубил ему голову, и покатилась она по земле. Но
Батрадз вскочил на коня и погнал его, делая вид, что хочет
спастись бегством. Погнались за ним семь сыновей Бурафарныга, и
растянулись они один за другим по дороге. Тут Батрадз повернул
обратно коня и всех семерых убил. После этого Батрадз вернулся
домой и рассказал обо всем мудрой Шатане.
 Прошло несколько дней, и однажды утром сказал Батрадз Шатане:
 – Должен я проведать Сослана, должен я узнать, куда угнал он
rpeu авсургов – скакунов моего отца. И сказала Шатана Батрадзу:
 – Только не убивай его, солнце мое. Никого нет в нашем роду
лучше его.
 Сослан был в это время в Сухской степи. Он там пас трех
авсургов Хамыца и никому не позволял ездить через эту степь. И,
увидев издали Батрадза, он крикнул ему:
 – Даже птице не позволю я пролетать через эту степь, а ты как
посмел здесь появиться?
 Ничего не ответил ему Батрадз, положил стрелу на тетиву,
выстрелил, и Сослан ответил ему тоже стрелой. Так посылали они
друг другу свои стрелы, но отскакивают стрелы от тел их стальных,
сталкиваются в воздухе, трескаются и разлетаются в мелкие щепки.
Обнажили тогда оба нарта свои мечи, съехались, рубят друг друга,
но только искры разлетаются из-под их мечей, ударяясь о булатные
тела. Вложили они в ножны свои мечи и схватились бороться. Долго
боролись, и тут бросил Батрадз на землю Сослана. Вынул он меч и
только хотел отрубить голову Сослана, как вспомнил просьбу Шатаны
и сказал:
 – Что мне делать? Взяла с меня слово Шатана не убивать тебя,
потому что ты лучший в нашем роду. Поэтому прощаю я тебя, а то
расстался бы ты со своей головой. Лежа на земле, улыбнулся Сослан
и сказал:
 – Радуюсь я, что есть теперь в нашем роду человек сильнее меня.
А теперь можешь убить меня.
 Но как мог Батрадз убить его! Помог он встать Сослану. Повел
Сослан Батрадза в свой шатер и там угостил его с честью, а потом
сказал ему:
 – Можешь теперь забирать трех авсургов – скакунов твоего отца.
 Вывел Батрадз, трех авсургов отца своего и поехал в нартское
селение. А Сослан его сопровождал.
 
 * * *
 Не может Батрадз забыть убийство отца и смертную обиду, которую
нанесли нарты его матери. И вот собрал он нартов и сказал им:
 – Не без вины вы в смерти моего отца Хамыца, и мать мою Быценон
вы затравили. Поэтому требую я, чтобы заплатили вы мне за обиду
моей матери и за смерть моего отца.
 Сказал и ушел Батрадз. Что делать? Как быть? В отчаяние пришли
нарты. И тогда заговорил Сырдон:
 – Идите к нему и скажите: «В смерти Хамыца мы неповинны, но
бороться с тобой мы не в силах. Поэтому твои уста вершат суд над
нами. Что потребуешь ты от нас, все мы исполним».
 Послали нарты сказать Батрадзу:
 – В смерти Хамыца мы неповинны, но бороться с тобой мы не в
силах. Поэтому твои уста вершат суд над нами. Что потребуешь ты от
нас, все мы выполним.
 И Батрадз велел передать нартам:
 – Если мои уста выносят вам приговор, то слушайте.
 Не много требую я от вас в искупление вашей вины. Я строю себе
дом. Для дома нужны мне столбы из стволов азалий. Для главной
поперечной балки нужен мне ствол гребенчука. А верхнюю,
потолочную, балку хочу сделать я из ствола ахснарца. Если вы мне
bqe это достанете, то все счеты между нами будут покончены.
 У нартов отлегло от сердца, когда услышали они, какой легкой
платы требует от них Батрадз. От каждого дома взяли они по паре
быков и скорее поехали в лес, чтобы найти там и нарубить деревьев,
нужных для постройки дома Батрадза. Ездят, ездят нарты по лесу, и
хоть много азалий попадается им, но только до пояса человека
достигает азалия и не годится она для столбов дома. Строен и
красив гребенчук, но не толще он руки человека, и ни одного
деревца не нашли они подходящего для поперечной балки. Красив куст
ахснарца, но тонки и гибки стволы его, и самый толстый из них
годен лишь на палку.
 С опущенными головами вернулись нарты из леса, собрались они и
сказали Батрадзу:
 – Кругом все леса исходили мы, но не нашли азалий на столбы,
гребенчука на главную поперечную балку и ахснарца на верхнюю,
потолочную. Но, может быть, Бог умилостивит сердце твое и ты
скажешь нам, чем другим можем мы заплатить за твою обиду?
 И ответил им Батрадз:
 – Вот кожаный мешок моего отца. Наполните его до краев пеплом
пурпурно-шелковых тканей.
 Опустив голову, выслушали нарты слова Батрадза. Но что было им
делать! Собрали они шелковые одежды своих жен и детей и зажгли из
них костер на вершине Уаскуппа. А Батрадз в это время взмолился
Богу:
 – Бог богов, пошли на землю крутящийся вихрь и вертящийся
смерч!
 И только нарты сожгли шелковые одежды своих жен и дочерей, как
прошел по земле крутящийся вихрь, вертящийся смерч, разметал
пепел, и даже с наперсток его не осталось. Собрались нарты и
сказали Батрадзу:
 – Видишь, мы раздели своих жен и дочерей. Все шелковые
пурпурные одежды свезли мы на ослах на вершину Уаскуппа и сожгли
там. Но поднялся крутящийся вихрь, вертящийся смерч и даже с
наперсток не оставил нам пепла. Скажи, что сделать нам, чтобы
заплатить тебе за обиду?
 И сказал им Батрадз:
 – Не хочу я больше жить с вами. И чтобы вам избавиться от меня,
а мне избавиться от вас, соберите побольше колючек, разведите
костер и сожгите меня на этом костре.
 Ни одного колючего кустарника не осталось во всей нартской
стране. Громадную гору собрали нарты. Батрадз взобрался на эту
гору, на самый верх, и сел там. Подожгли нарты костер, быстро
побежало пламя по сухим колючим сучьям, и вот уже огонь охватил
всю гору. Смотрят нарты на громадный костер и надеются, что сгорит
наконец Батрадз и они избавятся от него. Все жарче разгорается
костер. После красного занялось уже синее пламя, и докрасна
раскалился Батрадз. Тут спрыгнул он с костра прямо туда, откуд